В этой истории есть что-то фантастическое. Она началась вскоре после смерти моей жены, которая скончалась пять лет назад. Ее звали Людмила. 

У Данте есть выражение: "Люди называли ее Беатриче, не зная того, что именно так ее и следует называть" (Беатриче по латыни означает благодатная.) Мне хочется перефразировать, имея в виду мою покойную Люду. Люди называли ее Людмилой, не зная того, что именно так ее и следует называть. Некоторые звали ее Люся, и это тоже правильно:  Люся происходит от латинского Lux – Свет. Она была поистине светлым человеком, который был мил людям. Теперь она является существом, милым  для ангелов. 

Так вот, года четыре назад мне снится сон. Мы с Людой сидим за столом и перед нами два небольших предмета изумительной красоты из каких-то драгоценных материалов. Люда мне говорит: "Давай подарим их кому-нибудь, кто усыновил ребенка". Мне стало жалко с ними расстаться, потому что они были так красивы, как бывает только во сне. Кроме того, я понимаю, – подарить их кому-нибудь знакомому. А отдать неизвестно кому только за факт усыновления... А вдруг он просто пропьет их? И я напомнил Люде фразу из Деяний Апостолов, которая поразила когда-то нас обоих: "Пусть милостыня вспотеет в руках дающего". (Иными словами, – не разбрасывай милостыню абы как. Сначала немного подумай, приведет ли это к добру.) Люда улыбнулась и говорит: "Ну ладно". И я проснулся. Проснулся, и мне стало невыразимо стыдно. 

Промучившись несколько дней, я пошел на исповедь к о. Александру Салтыкову. Он наш давний знакомый, и главное, он очень любил Люду (а впрочем, ее любили все). Он бывший сотрудник музея Андрея Рублева, великолепный знаток древнерусской иконописи, человек с исключительным вкусом и благородной душой. Он отнесся к моему рассказу очень серьезно: "Знаете, Миша, вообще говоря, Церковь не одобряет веру в сны. Но Ваш сон какой-то особенный.  Я могу Вам посоветовать следующее. У нас при церкви есть одна семейная пара – Лена и Алексей Куракины, которые берут на лето ребят из детского дома для детей с отставанием развития в Угличе. Я могу Вас с ними познакомить, а Вы дальше и решите, что Вам делать." Мне кажется, что он воспринял случившееся со мной, как чудо общения душ. А я, честно признаться, и сам не знаю, сон это был или чудесное видение. В любом случае, раз это дало хорошие плоды, значит,  было от Бога. 

Лена и Алеша оказались очень милыми людьми. Я помог им чем мог, и потом каждое лето приезжал к ним на пару недель в деревню Селище – это на полпути между Калязиным и Угличем. Местная администрация выделила им там участок земли на берегу Волги, построили деревянную церковь по древним канонам, поставили пару домов. Лена с Алешей берут каждый раз человек по 12  мальчиков и девочек из детдома,  и они живут в этом лагере все лето. В Волге рыба, а у них есть лодка и сеть; в лесу – грибы и ягоды; есть большой огород, но он серьезно помогает лишь к концу лета. Конечно же, Лене с Алешей приходится закупать много продуктов: хлеб, мясо, молоко, крупы... Деньги на это шли, в основном, от случайных спонсоров. Только в самое последнее время они научились немного зарабатывать, но об этом позже. Дети по очереди готовят, моют посуду, ухаживают за огородом, ловят рыбу и пр. Я представляю, какая это отдушина для детей после детдомовской обстановки. Ведь средства, выделяемые государством на содержание детдома, мизерные. Зарплата сотрудников жалкая. Нравственная основа воспитания практически отсутствует. В результате, при всем старании персонала, детдом – это почти тюрьма. Дети, особенно если они не обременены моральными принципами, бывают очень жестокими. Чтобы выжить в этой обстановке, надо уметь постоять за себя. Около 90 процентов выпускников попадают в тюрьму или на панель. 

Термин "отставание в развитии" совсем не обязательно означает умственную отсталость. Как правило, это просто чудовищная запущенность. Представьте себе 14-летнего паренька, который был брошен и вырос дикарем. Не умеет ни писать, ни читать, ни считать, не слышал и не знает практически ничего, что положено знать в его возрасте. Однако нередко в нравственном отношении эти ребята могут дать сто очков вперед многим своим сверстникам, которые считаются развитыми. Например, я ходил с ними в лес, и каждый из этих 10–14-летних детишек поминутно приносил мне в ладошке горсточку черники: "Михаил Ильич, покушайте". 

Я читал им стихи Пушкина, Лермонтова, Шекспира, Гомера, Гете, Данте... рассказывал об истории, о литературе, биологии, географии, астрономии, о строении Вселенной, участвовал в молитвах в церкви. Прошлым летом возил им портативный телескоп. Правда, многого показать не удалось. Стояли почти белые ночи. Но все-таки серп Венеры и полоски на диске Юпитера мы видели. А Луна, она и при свете прекрасна –  видны цирки, моря, горы... 

Состав детей, которых Куракины берут на лето, год от года слегка меняется, но есть и постоянные участники. В этом году Лена с Алешей взяли всего шесть человек. Попробую их описать. 

Старший – Алеша Фалин. Ему около 20 лет, и он уже самостоятельный человек. Попал к Лене с Алешей давно. Я помню, с каким трудом он читал. Сейчас он бегло читает, грамотно и интересно рассуждает, правда, со счетом пока не очень справляется. Но самое главное, он приобрел специальность. Лена с Алешей постепенно поручали ему все более сложные столярные работы: сделать доску для наклейки иконы, сколотить скамью для церкви... В результате он вырос в неплохого плотника. Лена с Алешей пытались отдать его в плотницкую артель для обучения. Но там его использовали только на побегушках, да к тому же заставляли пить, к чему он был совсем не склонен. Тогда Лена с Алешей решили забрать его оттуда, оставить у себя и платить ему зарплату за плотницкие работы. Он построил крышу над колодцем, сени над песочницей... В прошлом году была заложена баня, причем при закладке встал вопрос, как наметить точный прямой угол. Я рассказал им про египетский треугольник (теорему Пифагора ребята, увы, не знали). Мы взяли веревку и отмерили на ней узелками расстояния в 10, 8 и 6 метров (треугольник с такими сторонами обязательно прямоугольный). В этом году я уже парился в этой бане. 

Мать и старшая сестра Алеши Фалина были убиты по каким-то воровским делам. Младшую сестру, Аню, Лена с Алешей брали несколько лет назад на лето. Но эксперимент оказался неудачным. Стандартным Аниным поведением было: накрасить ногти, намазать перекисью волосы, врубить магнитофон и балдеть. На предложения что-нибудь сделать или в чем-то помочь она отвечала: "Не умею, не знаю, не хочу..." На следующий год ее не взяли. За прошедшие за этим несколько лет она, естественно, нагуляла ребеночка. Лена с Алешей ободряли ее, обещали помочь с воспитанием, уже накупили необходимые вещи. Но она все-таки сделала аборт. Причем, как это ни ужасно, где-то чуть ли не на седьмом месяце. Алеша Фалин упросил Лену и Алексея взять ее на это лето. Ушибленная жизнью, она старалась. 

Второй старший мальчик – Ванечка, ему лет 18. За время пребывания у Куракиных он научился класть печи. У его кровати я видел высокую стопку книг по печному делу, и он их внимательно штудировал. Печь в бане он сложил сам. 

Третий по возрасту, Алеша Кучаев, в лагере первый раз. Он мне говорил: "Мой отец был механиком, и я тоже хочу стать механиком". Пока знаний у него для этого никаких, но есть главное – страстное стремление. Ваня и Алеша Кучаев приобрели полезную специальность. Один верующий изобретатель, Ситников Иван Васильевич, научил их созданной им технологии изготовления цементных слитков. Состав цемента особый, с точным взвешиванием чуть ли не на аптекарских весах. Туда добавляются различные красители, и в результате получаются прочные и красивые слепки, имитирующие натуральные камни. Уже нашлись покупатели на эти изделия. 

Четвертый – мой любимец, Роман. Ему около шестнадцати. Ребята зовут его Ромео, он влюбчивый и лихой. С велосипедом обращается как с норовистым конем: ставит его на дыбы, спрыгивает с него на всем скаку. В отличие от остальных, Роман неплохо считает, и Лена с Алешей решили отдать его в Угличский техникум на экономическое отделение в надежде, что он станет бухгалтером. Но там надо сдавать вступительные экзамены, причем не только арифметику, но и алгебру, геометрию, тригонометрию, о которых у него не было абсолютно никакого представления. Я пытался за невероятно короткий срок, который был в моем распоряжении, хоть чуть-чуть ликвидировать его математическую безграмотность. Удивительно, что когда я ему что-нибудь объяснял и давал задачи, Алеша Кучаев просил: "Михаил Ильич, дайте мне тоже задачку". Я устраивал между ними соревнование – кто быстрее решит. Борьба велась с переменным успехом. 

Пятым был маленький десятилетний Максим, которого Лена с Алешей взяли в первый раз. Этот был совершенный Маугли. Однажды, во время приготовления обеда, я спросил у него: сколько будет, если взять две 700-граммовые банки. Он смело ответил: 
–  Три литра. 
Тогда я сказал: 
–  А если взять две литровые? 
–  Два литра. 
–  А что больше, две 700-граммовые или две литровые? 
–  Две литровые. 
–  А как же ты сказал, что в первом случае будет больше? 
Сбитый с толка, мальчишка задумался. Тогда я спросил: 
–  А сколько будет семь и семь? 
–  Четырнадцать. 
–  А 700 и 700? 
–  Не знаю. 
Пролетающий мимо на велосипеде Роман, крикнул на скаку: 
 –  Литр четыреста!  – сорвав все мои попытки привести Максима к самостоятельному арифметическому открытию. Ведь знания прочны не тогда, когда они просто сообщаются, а когда они добываются путем собственного размышления. Конфуций говорил: "Есть три пути к мудрости. Путь подражания – самый легкий, путь опыта – самый трудный, и путь размышления – самый благородный."  Назначение учителя не в том, чтобы сообщать знания, а в том, чтобы научить думать. 

Утром и вечером мы ходили в церковь, а по утрам было заведено читать по главе из Евангелия. Алеша каждый раз просил меня читать, потому что, по его словам, когда читал он сам или кто-нибудь из детей, ребята слушали в пол уха, а когда читал я, то слушали очень внимательно. Не знаю, так ли это, но однажды я получил от Максима комплимент, которым горжусь. Когда мы шли на вечернее правило, он взял меня за руку и спросил:
–  Михаил Ильич, Вы сейчас будете читать Евангелие? 
Я ответил: 
–  Ну что ты, Максимка. Ведь мы читаем Евангелие по утрам. Вот завтра утром я и почитаю. 
–  Как жалко, – сказал он, – такая интересная книжка! 
Эти слова в устах 10-летнего дикарька – это немало. 

Я про себя называл четверку старших ребят мушкетерами. Они действительно умели постоять один за всех и все за одного. Младший, Ромка, конечно же, Д'Артаньян. Старший, Алеша Фалин – Атос. Правда, все они низкорослые (не кормлены как следует в детстве), но зато жилистые и быстрые. В деревне у них два, казалось бы, взаимно исключающих прозвища: "святые" и "мафия". Святые – понятно почему: они дважды в день ходят в церковь. А почему мафия – это я сейчас расскажу. 

Как-то в лагерь к Куракиным приехала с руководителем группа мальчиков и девочек. Они поставили палатки, по вечерам у них были костры и песни, все как положено в юности. Но вдруг из палатки у девочек украли какие-то вещи. Мои мушкетеры немедленно встали на защиту дам. Они отправились в деревню, нашли вора (!) и заставили его вернуть краденое. Рассказывая мне о контактах с местной шпаной, ребята удивлялись: "Они какие-то странные, друг друга предают". А мне не странно. Ведь шпана – это, как правило, трусы. Они и в шайку-то сбиваются от трусости. 

Тот маленький негодяй, который украл вещи, попытался отомстить. Как-то мать нашла у него какие-то, видимо ворованные, деньги. Тогда он сказал ей, что это мои ребята дали ему эти деньги, чтобы он купил для них водки. Клевета пошла гулять по деревне. Но к чистым душам грязь не прилипает. Когда Алеше Куракину передали эту клевету, он только посмеялся: "Я никогда не запрещал старшим ребятам пить. Они сами не хотят. А если захотят, то спокойно могут купить водку сами, никто им не запрещает." Он поручил ребятам объяснить клеветнику, без мордобоя, что лгать и клеветать нехорошо. Кто и как ему объяснял, не знаю. Мальчишки мне не рассказывали. 

Но однажды у деревенской шпаны появился новый главарь. Высокий парень, на голову выше наших, с накачанными мускулами. Осмелев, местная шпана, по выражению ребят, "забила им стрелку". 

Стрелка – это бандитский термин, микс двух слов: встреча и стрельба. Ведь встреча двух враждебных банд это, как правило, стрельба. Сейчас термин "стрелка" проникает, к сожалению в обиходную речь и даже в речь людей довольно образованных. Помню, сажусь я как-то в лифт в Московском государственном университете. И вдруг в лифт влетает паренек. Потный, волосы всклокочены, никак не может поймать дыхание. Ребята в лифте его спрашивают: "Ты чего?" А он выдыхает: "Опаздываю. На стрелку с дедом." (Читай, с научным руководителем). 

Вернемся к рассказу. Лена с Алешей, естественно, запретили ребятам являться на стрелку. Шпана осмелела. Однажды мои ребята шли по деревне, а новоявленный главарь стал их оскорблять и, в конце концов, ударил Романа. Мой Ромео-Д'Артаньян, как и положено le chevalier sans peur et sans reproche (рыцарь без страха и упрека), кинулся в бой на превосходящего силами противника и стал его избивать. Тот в первый момент опешил, а потом, видимо, испугался. Ведь в бою побеждает не сила, а мужество. Мои ребятки, описывая мне эту сцену, смеялись: "Он же гораздо сильнее, а даже не смог ответить". В конце концов Ваня сказал: "Ладно Ромка, хватит с него". Роман опомнился, и бой завершился полной победой. А Ваня после этих слов прослыл у шпаны главарем мафии. Больше ребят задевать не смели. Наоборот, завидев их издали, спешили подбежать, подобострастно протягивая руки для пожатия. 

А в моих математических занятиях с Ромкой произошел неожиданный казус. Я привык иметь дело со студентами. Бывало, выйдет парень к доске и, не зная твердо, как подойти к решению задачи, входит в ступор. Он боится сказать что-нибудь неверное и, что хуже всего, просто стоит и не думает. В таких случаях я начинаю его тормошить: "Не молчи, спроси, что тебе не ясно. Попробуй что-нибудь сделать, пускай ошибочное". Почти так, но не с таким напором, я и повел себя с Романом. Но я явно не рассчитал силы своего педагогического воздействия. Он ведь гордый мальчишка! В какой-то момент он вдруг уронил голову на руки и замкнулся накоротко. Все попытки до него достучаться оказались тщетными. Потом он вдруг вскочил и убежал. Дело было в субботу. Наутро мы собирались ехать на причастие в село Никольское, примерно в 30 км за Угличем. Настоятелем там служит о. Иоанн, которого Лена с Алешей очень уважают. Вечером мы пришли в церковь – Романа нет. Я пошел за ним. Он лежал на кровати, закрыв голову. Я пробовал его успокоить, просил прощения, – он не реагировал. Наконец, я сказал: "Ромка, так нельзя. Мы завтра едем причащаться и перед этим обязательно надо помолиться." Он с трудом выговорил: "Михаил Ильич, не беспокойтесь. Я прочту все молитвы сам, попозже". Я вернулся в церковь. Наутро он пришел в себя. Он же понимает, что я его люблю. Может быть, в этом и  была настоящая причина его припадка. Ведь неразделенной любви не бывает. Мне почему-то кажется, что они все меня немного любят. В деревне я не могу отказать себе в наслаждении ходить босиком. При этом я подвертываю брюки, чтобы можно было спокойно ходить по росе. И вот как-то утром я замечаю, что у моих мушкетеров брюки подвернуты, как у меня, хотя они все в кедах и ходить по росе отнюдь не намерены. 

Итак, мы поехали в Никольское. О. Иоанн оказался светлым человеком. Но суров! Ему бы старообрядцем быть. Сначала он поругал меня за то, что я пришел в церковь в рубахе с коротким рукавом (день был очень жаркий). Он мне внушал: "В былые времена люди даже спали в рубахе с длинным рукавом и в кальсонах, чтобы отходя ко сну или вставая ото сна, быть перед иконой в приличном виде.  (Надо признать, в этом есть некоторый резон.) Потом он укорил меня за то, что я брею бороду. Дальше мы перешли к более серьезным моим грехам. 
–  В партии состоял? – спросил он строго. 
Я ответил: 
–  Нет, никогда не состоял. 
–  Это хорошо. А комсомольцем и пионером был? 
–  Был. 
Покачав головой, о. Иоанн сказал: 
–  Ну ладно, несмышленый был. А в профсоюзе состоял? 
–  Состоял. 
–  Кайся! 
Я, конечно, покаялся, но мне никогда до этого не приходило в голову, что состоять в профсоюзе – грех. Наконец, я получаю возможность рассказать о том, что меня действительно мучило – про мой педагогический провал с Романом. Выслушав, он только рукой махнул: 
 –  И не беспокойся! Ему полезно. Надо было еще суровее. 
Легко сказать "еще суровее". А у меня до сих пор на ладони осталось чисто физическое ощущение прикосновения к этому окаменевшему от горя тельцу. 

Сама церковь в Никольском мне очень понравилась. Удивительно милые прихожане. Много монахов, высоких крепких мрачных ребят северного склада. Крошечные девочки, все в длинных платьицах,  – видимо, влияние о. Иоанна. Лишнего народа нет, так как село далекое. 

В некоторых церквях мне бывает неуютно. Скажем, храм Живоначальной Троицы на Ленинских горах находится в пяти минутах ходьбы от моей квартиры (я живу в главном здании МГУ). Казалось бы, сам Бог велел туда ходить, но мне там не по душе. Народ там пестрый. Посещение этой церкви как бы входит в обязательный ритуал посетителей смотровой площадки. Кроме зевак приезжают на джипах крутые ребята. Эти ходят в церковь на всякий случай с мыслью: "А вдруг Бог и в самом деле существует? Тогда надо бы заранее подстраховаться." Я предпочитаю церковь Николы в Кузнецах, где я и познакомился с Леной и Алешей. 

Их лагерь постепенно развивается. Почти построен новый большой зимний дом, куда можно будет брать гораздо больше ребят. Роман, слава Богу, поступил в техникум. Истинное наслаждение наблюдать, как эти дети "с отставанием развития" постепенно превращаются в полноценных членов общества, способных воспринимать культурные традиции, а главное, – в людей с твердой духовной основой. Но все же, страшно подумать, сколько заброшенных детишек живет по всей стране без всякого присмотра. Господи, помоги им стать счастливыми! 

А впрочем... Самое высокое, самое чистое и светлое счастье, которое доступно человеку на Земле – верой и правдой служить Господу на любых путях человеческих. Право на такое счастье отнять нельзя.